За эту красоту, эстетизацию боли и превращение ее в объект потребления, неглупая женщина Сюзан Зонтаг в эссе «Как мы смотрим на чужие страдания» разнесла Сальгадо в пух и прах. Права ли она? В какой-то степени да. Одна из самых потрясающих фотографий – фото мертвой девочки в гробу с открытыми глазами, затянутыми смертной пленкой. Как объясняет нам автор снимка, по католической традиции души некрещеных людей попадают в лимб – междумирье, шлюз перед адом и раем. Поэтому им оставляют открытыми глаза – чтобы человек мог найти дорогу. А теперь представьте себе человека, который стервятником полчаса кружил над телом с фотокамерой, выбирал ракурсы, чтобы как можно более выразительно весь этот постмортем снять крупным планом. Он не выглядит в этот момент циничной сволочью?
Однако, прежде чем морализаторствовать, говорить о манипуляции чувствами или о том, что фотограф делал себе карьеру, снимая красиво оформленные страдания и гуманитарные катастрофы, стоит подумать о том, что такой ход мысли может сказать больше о нас самих, чем о нем. Пожилой, повидавший самые глухие уголки планеты, человек с глазами ветхозаветного старца совсем не похож на сволочь. Кадры, снятые Вендерсом - своеобразные соревнование Сальгадо и белого медведя, достойны другого великого немца - Херцога. Медведь ползет по-пластунски, выслеживая съемочную группу, Сольгадо, подражая ему, тоже ползет. Медведь – опасен и хитер, но человек его стоит. В этом суть всего творческого метода Сальгадо – чтобы что-то понять о человеке, нужно посмотреть на мир другими глазами, влезть в чью-то шкуру, чтобы потом выйти из нее и вернуть этот взгляд вместе со всей болью и красотой зрителю. После вавилонского столпотворения утекло много воды, поэтому иначе как до нас докричаться, если мы не понимаем языков?
Journal information