Сбои в системе вселенской любви - тема большинства фильмов автора. Грейс из «Догвилля», возлюбившая все, человечество, Леопольд Кесселер из «Европы», запутавшийся между долгом по отношению к стране, которая «заслужила немного тепла» и любовью к женщине. Джо, стяжательница мелкого бисера, собирательница всех оттенков сладострастия из того же стана идеалистов, пытающихся свести алгебру с гармонией. Весь фильм, в котором демонстрируется сплошная механика, на проверку оказывается фильмом о поисках настоящей любви, с той же одержимостью, с которой фанатики прежних времен искали Бога. Джо ищет ее в разных людях, собирает из пазлов, как восстанавливала по кусочкам в памяти внешность Джерома. Но из всех наиоткровеннейших сцен, единственная сцена, которую смотреть просто неудобно и неловко, как в детстве при просмотре порно, это та, где она пишет письмо своему любимому и идет отдавать на подгибающихся ногах. Любовь тут действительно лишняя, а все поиски разнообразия только отражают, что та безоглядность единения, резонанс глубин и жизнь в полноте присутствия, дарованная Бесс, невозможна.
«Fill all my holes, please!». А ведь не получается, господа. Чего-то не хватает, последняя кода так и вписана в симфонию. И остаются в руках только бумажки вместо конфет, и любовь – таинство, нерасторжимое на элементы и непостижимая вещь. Да Вы похоже последний романтик, мистер Фон Триер! Только прикидываетесь циником и мизантропом.
Journal information